Так и есть. Связанные и уложенные рядком пленники – переговаривались высокими, почти птичьими голосами.
– Давайте-ка этого сюда! – распорядился Хрог-нир. – И руки ему развяжите.
– А не удерет? – забеспокоился Ворчун.
– Я сказал: руки, а не ноги!
Развязали. Поставили. Дальше – лингвистический тест.
Ноль. Ни одного из предложенных языков дикарь не знал.
Хрогнира это не особенно удивило. И не смутило.
Ярл перешел на язык жестов. Чуть позже Санёк сообразил: викинги ведь грабят и торгуют, если грабить не получается. То есть взаимодействуют с самыми разными племенами. Так что опыт есть.
Дело сразу пошло на лад. Хотя первая просьба всех удивила: пленник просил его не есть. Мол, вокруг полно мяса, надолго хватит. А он готов, если ему оставят жизнь, быть покорным и добропорядочным.
Во всяком случае, именно так можно было истолковать его падение к ногам ярла и установление его ноги себе на голову.
Викинги презрительно зафыркали. Дикарь пусть и молодой совсем, но здоровенный. Мог бы и мужество проявить.
А вот Кетильфасту понравилось.
– Бери его, ярл. Сильный, молодой, покорный. Отличный раб получится!
– Если только это не хитрость, – проворчал Ворчун. – Может, он прикидывается, а как случай выпадет, нож в спину воткнет.
– Не воткнет, – уверенно сказал ярл. – Если будет знать, что его потом ждет.
Он прошелся вдоль уложенных рядышком пленников, по каким-то известным лишь ему признакам выбрал одного, с покореженной физиономией, намного старше первого.
Развязали и этого.
Ярл немедленно указал на землю перед собой.
Пленник то ли не понял, то ли не пожелал понять. Глядел волком.
Его уложили насильно: ударили под колени, толкнули в спину. Он сделал попытку встать, но его прижали древками копий. Потрепыхался и затих.
– Вот этот подходит, – решил Хрогнир. – Упрямый и зубы плохие.
Санёк сначала не понял, при чем тут зубы, потом сообразил: это маркер здоровья.
– К дереву его привяжите, – распорядился ярл.
Пленника подняли, дали под дых, когда задергался. Резонно. Здоровый бык. Чуть ли не с Медвежью Лапу ростом и телосложением.
– Ворчун, – сказал ярл. – Ты больше всех беспокоился, чтобы рабы не взбунтовались. Вот и поработай.
И Ворчун поработал. Без садистского упоения, как это делал Грейпюр Крикун, но – добросовестно. Что выглядело еще страшнее.
Пленники, которых расположили так, чтобы они все видели, впечатлились. Очень. Некоторые даже попытались уползти. Не удалось, само собой. Многие закрывали глаза, но их били до тех пор, пока они снова не начинали смотреть.
Может, им, если Санёк правильно понял, и казалось нормальным поедание человечины, но такое…
Ворчун трудился над жертвой часа полтора, до самого рассвета. Когда пытуемый терял сознание, приводил его в чувство, делая еще больнее.
Ободранный, обожженный, лишенный носа, ушей, глаз, пальцев и гениталий, несчастный продолжал жить, лишь потому, что Ворчун не допускал значительной потери крови, останавливая ее раскаленным наконечником копья. А сердце у пленника оказалось крепким, несмотря на плохие зубы.
– Довольно! – произнес ярл.
И Ворчун добил жертву точным ударом в сердце.
– Молодец, – похвалил Хрогнир. – Я бы не сделал лучше.
– Удачно получилось, – заскромничал Ворчун. – Крепкий попался.
Санёк смотрел на Ворчуна и думал, что, наверное, каждый из викингов способен на такое. Даже Свиди Ящерица. Даже друг Дахи. И как к этому относиться?
И тут друг Дахи сам подошел к нему и произнес задумчиво:
– Каждый раз думаю: если возьмут меня враги, сумею ли я держаться достойно, так, чтоб не опозорить предков? А ты?
– И я не знаю, – проговорил Санёк.
И тут он понял: викинг готов не только к тому, чтобы изощренно мучить пленников, но и к тому, что с ним обойдутся так же. И видит в этом одно из высших проявлений мужества.
Это было… чудовищно.
И справедливо. Ведь воин – не только тот, кто убивает. Тот, кто убивает без опасения ответки, – не воин, а палач. Воин готов к тому, что и его убьют. Нет, они не палачи. Они – воины. Всё справедливо. Но Санёк очень надеялся, что ему не подбросят «работу» вроде той, которую только что выполнил Ворчун. И на месте замученного тоже не окажется.
Акция устрашения сработала. Все пленники изъявили покорность. Некоторые, правда, поглядывали… нехорошо, но без возражений ставили ногу ярла на кудлатые головы.
Рассвело.
Викинги позавтракали. Пленников напоили, но кормить не стали.
– Ворчун, Торфи, остаетесь здесь, – приказал ярл. – А мы сходим, поглядим, как живут наши новые трэли.
– Ага! – оживился Медвежья Лапа. – Там и бабы, должно быть, есть!
– Губу не раскатывай, – сказал ему Сниллинг. – Может, это охотничья ватага?
– А вот мы сейчас и узнаем, – Медвежья Лапа ухватил за шкирку одного из пленников и жестами попытался выяснить, есть ли где-то женщины. Выглядело это забавно. С точки зрения Санька. Но не с позиции пленника. Тот был в ужасе. Беспрерывно кивал, складывая перед собой руки. Наконец, после особенно откровенных движений Лапы, бедняга рухнул на колени и выразил полную готовность удовлетворить сексуальные потребности страшного человека.
– Тьфу! – Медвежья Лапа сплюнул, дал бедолаге пинка и оставил его в покое.
Санёк вязал пленников вместе со всеми. Это тоже было искусством. Шестнадцать человек соединили в цепочку (раненых, не способных идти, добили), накинув каждому на шею петлю со скользящим узлом. Любое резкое движение, даже падение, приводило к тому, что все, включая упавшего, оказывались на грани удушья. Викинги погоняли их немного по пляжу, чтобы те поняли, как надо идти. Научили.